Просто Алина
Это гет, дааа)) Сага о Гизборне (с) - один из немногих фандомов, где я шипперю гетные пейринги.))
25.02.2013 в 13:22
Пишет RA fest:доска почета
Исполнение № 1
читать дальше- Это подло, - бросила Мариан через решетку.
Гай пристально рассматривал жену в тусклом свете через решетку камеры.
- Так же подло, как и ваш поступок, миледи, - легко парировал он.
Слишком давно к нему прилипло выражение безразличия, а то и презрения. И сейчас он именно так смотрел на ту, кто у алтаря клятвенно обещала блюсти его имя и честь.
- Гисборн, тебе больше заняться нечем? – Голос Локсли доносся с другого конца каземата. Гай даже не пытался подавить паскудную улыбку. Но смотрел он на Мариан, от чего та, прижалась к противоположной стене.
Она все-таки обманула его доверие. А ведь Гай открылся ей всей душой. Ну хорошо, это все относительно. Потому, что в заговорщические планы Вейзи он, само собой, ее не посвящал. Но на первый взгляд все казалось таким идиллическим. Леди Мариан занималась хозяйством, а по ночам занималась им.
Видимо, не им одним. Перед глазами Гая все еще стояла недвусмысленная картинка, в которой он и поймал жену, когда на рассвете увязался следом в лес, ведомый шестым чутьем. В общем, Робина взяли без штанов, в таком же виде и притащили в Ноттингем. Суд был коротким, решение – закономерным. И Гай не собирался противиться этому. Он был слишком зол.
- Ну почему же нечем, - невозмутимо откликнулся он. – Завтра утром вас казнят, а я пришел попрощаться с супругой.
Гисборн окликнул надсмотрщика, который торопливо впустил его в камеру. И вот до Мариан дошло, что сейчас будет происходить. Дошло и до Робина, но все, что он мог – наблюдать и кричать.
- Гисборн, ты решил опуститься еще ниже, чем есть?
- Вообще-то, леди Мариан моя жена. Которая, кстати, позволила себе роскошь отдаться не только мне.
Желание владеть этой женщиной, доказать то, что он может, когда захочет, взять ее в любом месте, было настолько сильным, что отбрасывало в сторону весь здравый смысл. К тому же он понимал, что это последний раз, когда он сможет прикоснуться с ней. Потому, что против Вейзи Гай не пойдет по многим причинам. И потому, что он помог ему выбраться из нищеты, на которую его обрек безответственный мальчишка. И потому, что заботился о нем, пусть и весьма извращенным способом. Так что как бы ни было больно завтра смотреть на казнь, но Гай промолчит. Как промолчал и сегодня. Мариан сама виновата.
- Гай, нет, - прошептала женщина, практически влипая в стену, когда его пальцы прошлись по гладкой нежной коже. Гай мог быть нежным и ласковым. Мог быть грубым и несдержанным. И сейчас, широко распахнутые, наполненные страхом глаза Мариан, ее беззащитность, и Локсли в качестве зрителя – все это пробуждало что-то темное внутри. Заставить Робина наблюдать, как он будет иметь любовь всей его жизни перед смертью? Дать ему понять, что он к ней не прикоснется пред смертью? Или показать, что леди Мариан прекрасно получала удовольствие в постели со своим законным мужем? О да, Мариан могла этого не признавать, но Гай уже изучил ее тело и знал, как заставить жену стонать от наслаждения. Чем не месть им обоим?
- Вас чем-то не устраивает законной муж? – Голос Гисборна звучит зловеще, а на губах блуждает хищная улыбка. Мариан-Мариан, ты же знала, что твой муж опасный зверь. А сейчас еще и раненый в своих лучших чувствах.
Он легко перехватил за талию ринувшуюся к выходу женщину и прижал ее к стене. Практически впечатал ее своим телом. И то, как она все еще борется, пытаясь высвободить, подняло градус возбуждения и агрессии в крови. О, теперь уже Гай точно не собирался останавливаться. Словно волк, учуявший запах крови жертвы, он несся по ее следам. А Мариан все больше паниковала, но даже в сумраке камеры Гай заметил, как в ее глазах, то и дело, вспыхивают какие-то осколки желания. Крик Локсли, призванный его остановится, прошел мимо ушей. Гай цепко сжал подбородок Мариан и поцеловал ее, до крови прикусывая нижнюю губу. Ответом ему стал стон боли.
- Пусти, сволочь!
- О, какие громкие слова, Мариан. Что-то не помню, чтобы ты просила тебя отпускать по ночам. Или думаешь, этот мальчишка, не способный отвечать за свои поступки, мог дать тебе все? Если так, то ты дура!
В эту минуту Гаю очень хотелось сомкнуть пальцы на шее Мариан. Так просто, сжать и сдержать, пока та не забьется в конвульсиях. Потому, что поднялась вся накопленная обида. Он был с ней максимально честен. По крайней мере, настолько, насколько позволяла ситуация. А в ответ получил лишь ложь и боль.
Но Гисборн справился с первым порывом и снова поцеловал Мариан. Отзыв ее тела был мгновенным, оно стало податливым под ним, и даже сквозь всю одежду мужчина ощущал то, как растет уже и ее желание. И все равно, она продолжала сопротивляться.
Ты, идиот, Гай. Тебя именно это заводит. Ее способность сопротивляться тебе, в то время, как все эти бледные аристократки просто не интересны. Гай завел руки Мариан над головой, легко обхватил оба запястье ладонью. А второй рукой расстегнул штаны. Самым трудным было собрать достаточно высоко шелковистую ткань платья леди Мариан, она все норовила выскочить из рук. Но, наконец, и с этой задачей он справился, закинул ногу женщины себе на бедро и вошел одним движением в нее. Мариан всхлипнула, закусывая губу, снова попыталась дернуться. Да, Гай хотел, чтобы в эту минуту ей было больно. Так, как больно ему осознавать, что его променяли на разбойника, что ему не доверяли, не хотели, а теперь еще вынудят смотреть на казнь собственной жены. В новый толчок Гай вложил всю свою злость, ощущая даже некоторое удовлетворение от выступивших на глазах Мариан слез. Заодно согревала мысль о том, что щенок видит это.
Но этого было мало. Слезы – это для него. А вот сладострастные стоны для Робина. Движения Гая стали мягче, не такими резкими, более чувственными. Он нашел губы Мариан, стирая пальцами с ее щеки слезы. Новый поцелуй был другим. Таким, какими он целовал ее ночами в супружеской постели. От такого поцелуя в солнечном сплетении растапливался лед, тепло растекалось по всему телу и собиралось внизу живота, прося выхода. Мариан замотала головой, остатками разума стремясь все-таки взять верх над желаниями… да нет, над властью мужа над ее телом. Потому, что эта власть была всегда. И именно это заставляло ее предавать Робина, когда ночами слуги слышали из раскрытого окна господской спальни протяжные стоны, до хрипоты, до дрожи, до блаженства.
- Ты же помнишь, как это. Знаешь. Не молчи. Мариан, не молчи. Мы оба знаем, как тебе это нравится, - горячий шепот Гая был более чем убедителен. А его губы, прижавшиеся к бешено бьющемуся пульсу на шее, обжигали кожу.
И Мариан сдалась. В тот самый момент, когда Гай отпустил ее руки, она подалась навстречу его новому движению, закинула вторую ногу ему на бедро и обняла за шею, отвечая на поцелуй. Теперь уже не осталось ничего – ни стыда перед Робином, ни того, что утром ее казнят, ни того, что муж почти взял ее силой. Был только он, двигающийся в ней, и она, практически умолявшая стонами насаживать ее все глубже. Гай хрипло застонал, когда тонкие пальцы жены зарылись в его волосы. Он крепче сжал ее бедра, помогая ей двигаться.
А внутри росло отчаяние. Потому, что сейчас, чувствуя себя в раю, когда мышцы Мариан обхватывали его член с каждым погружением все сильнее, когда дрожь ее тела передавалась ему, а Мариан уже не заглушала голоса, он все отчетливее понимал – это больше не повторится. Потому, что сейчас он уйдет. И увидит ее только утром, на восходе, когда ее поведут на казнь вместе с этим изменником.
И от этого становилось больно. И снова хотелось причинить ей боль. Пусть уже не физическую, но хотя бы заставить ее понять, что она натворила. Только вот, сейчас…
…момент слабости минул вместе с оргазмом, яркой вспышкой охватившим все тело. Сначала Мариан, а потом и сам Гай. По телу прошлась волна слабости, сосредотачиваясь в ногах и руках. Тело леди Мариан обмякло, она судорожно впивалась в ворот куртки мужа. Гаю понадобилось несколько минут, чтобы придти в себя. Последний вдох запаха ее волос, последнее касание ее губ, последний взгляд в глаза, потемневшие от послевкусия секса. Он сжал запястья Мариан, преднамеренно сильно, разомкнул замок, чтобы высвободиться от ее объятий. Черты ее лица исказились непониманием, а затем болью. Но Гая это не остановило. Он дал удивленной жене съехать по стеночке. Демонстративно запоясал штаны и поинтересовался у Гуда, впервые поворачиваясь к тому лицом:
- И как, понравилось представление? – Да, Локсли было больно, к гадалке не ходи. Гай почти смаковал момент. Но этому мешали приглушенные всхлипы супруги у его ног. – А у нас так было каждую ночь, правда, Мариан?
Он опустил глаза вниз, на склоненную голову жены. Ждал, что будет умолять о прощении? Может и ждал. Хотя очень сомневался. И если прощение он смог бы в себе отыскать, хотя далеко не сразу, то вот помилования он подарить ей не мог. Гай не мог все время думать за нее. В конце концов, леди Мариан кичилась мозгами, так почему же не воспользовалась ими.
Последняя сцена. Гай легко наклонился и поймал руку Мариан, на которой было надетое им кольцо. Он приложился губами к дрожащим пальцам жены:
- Мое почтение, миледи.
И вышел.
***
Рассвет над Ноттингемом был прекрасен. То ли, чтобы приговоренные пожалели о том, что так бездарно разыграли свою жизнь, то ли чтобы скрасить им последние минуты. Гай стоял за креслом Вейзи, небрежно облокотившись на спинку. Весь затянутый в черное, собранный, без единой эмоции на лице. Словно все вымерло. Хотя внутри все пылало от боли, которую и словами не объяснить. И дело не в том, что он не мог помочь женщине, которую вели к помосту, а в том, что женщина слишком поздно поняла, кто на самом деле мог ее защитить. Если вообще поняла. Мариан выглядела жалкой, без преувеличения. Светлое платье за ночь в камере стало грязным, но не равномерно, а пятнами. Спутанные волосы, еще не успевшие отрасти после показательного пострига, устроенного Вейзи, живописно, но совершенно не впечатляюще, лежали на плечах. Серая кожа, потухший взгляд. Сердце Гая предательски задрожало, когда он встретился взглядом с женой. Вейзи покосился на помощника. Гисборн понимал, что если он сейчас проявит хоть каплю, самую крохотную, слабости, шериф просто затопчет его. Не все, кому волей высших дана власть, разумны и понимающи. У Вейзи с этим вообще недостаток. Пальцы в кожаной перчатке сжали рукоять меча. Но никто не видел ни судорожной хватки, ни побелевших костяшек.
По знаку шерифа глашатай зачитал список обвинений для Робина и Мариан. Народ у помоста зароптал, но слушать их никто не собирался. Последняя молитва, последнее отпущение грехов. Гай все не сводил глаз с Мариан. Ночная утеха, торжество самолюбия над Локсли, и все, что к этому прилагалось в бесплатном объеме – уже не давали о себе знать. Осталась лишь глухая тоска, безучастное повиновение обстоятельствам.
Мариан, что же ты наделала?
Все могло… все должно было быть иначе.
Внутренний голос взывал к разуму Гисборна. Но с разумом спорить бесполезно. Железная уверенность в том, что Мариан сама выбрала свой путь, не давала сдвинуться Гаю с места. И отвести глаза в сторону тоже.
Последние минуты жизни приговоренных. Мариан повернула голову, бросая последний взгляд на того, ради кого она оказалась тут. Рука дрогнула в тоскливой попытке поймать руку Робина в вечном пожатии. Наверное, она пыталась хоть таким образом заглушить страх, который с ночи ее преследовал. А может пыталась увериться, что ни в чем не ошиблась…
Робин руки не принял. Он первым преклонил колени перед плахой, так и не ответив на попытку Мариан попрощаться.
Месть Гисборна им обоим удалась. Робин явно оценил то, что видел, но что еще лучше – слышал. Звуки, стоны, всхлипы, а затем рыдания Мариан были намного красноречивее картинки перед глазами. Жаль, что Гай уже не чувствовал ничего. Внутри все умирало.
И, кажется, что-то надломилось, когда голова Мариан покатилась по деревянному помосту, а ее взгляд безжизненно уперся в мужа…
URL комментария
URL записиЧитатели сделали свой выбор - спасибо им!
Лучшее исполнение ТУРА I перед вами - ура автору!
Лучшее исполнение ТУРА I перед вами - ура автору!
Исполнение № 1
читать дальше- Это подло, - бросила Мариан через решетку.
Гай пристально рассматривал жену в тусклом свете через решетку камеры.
- Так же подло, как и ваш поступок, миледи, - легко парировал он.
Слишком давно к нему прилипло выражение безразличия, а то и презрения. И сейчас он именно так смотрел на ту, кто у алтаря клятвенно обещала блюсти его имя и честь.
- Гисборн, тебе больше заняться нечем? – Голос Локсли доносся с другого конца каземата. Гай даже не пытался подавить паскудную улыбку. Но смотрел он на Мариан, от чего та, прижалась к противоположной стене.
Она все-таки обманула его доверие. А ведь Гай открылся ей всей душой. Ну хорошо, это все относительно. Потому, что в заговорщические планы Вейзи он, само собой, ее не посвящал. Но на первый взгляд все казалось таким идиллическим. Леди Мариан занималась хозяйством, а по ночам занималась им.
Видимо, не им одним. Перед глазами Гая все еще стояла недвусмысленная картинка, в которой он и поймал жену, когда на рассвете увязался следом в лес, ведомый шестым чутьем. В общем, Робина взяли без штанов, в таком же виде и притащили в Ноттингем. Суд был коротким, решение – закономерным. И Гай не собирался противиться этому. Он был слишком зол.
- Ну почему же нечем, - невозмутимо откликнулся он. – Завтра утром вас казнят, а я пришел попрощаться с супругой.
Гисборн окликнул надсмотрщика, который торопливо впустил его в камеру. И вот до Мариан дошло, что сейчас будет происходить. Дошло и до Робина, но все, что он мог – наблюдать и кричать.
- Гисборн, ты решил опуститься еще ниже, чем есть?
- Вообще-то, леди Мариан моя жена. Которая, кстати, позволила себе роскошь отдаться не только мне.
Желание владеть этой женщиной, доказать то, что он может, когда захочет, взять ее в любом месте, было настолько сильным, что отбрасывало в сторону весь здравый смысл. К тому же он понимал, что это последний раз, когда он сможет прикоснуться с ней. Потому, что против Вейзи Гай не пойдет по многим причинам. И потому, что он помог ему выбраться из нищеты, на которую его обрек безответственный мальчишка. И потому, что заботился о нем, пусть и весьма извращенным способом. Так что как бы ни было больно завтра смотреть на казнь, но Гай промолчит. Как промолчал и сегодня. Мариан сама виновата.
- Гай, нет, - прошептала женщина, практически влипая в стену, когда его пальцы прошлись по гладкой нежной коже. Гай мог быть нежным и ласковым. Мог быть грубым и несдержанным. И сейчас, широко распахнутые, наполненные страхом глаза Мариан, ее беззащитность, и Локсли в качестве зрителя – все это пробуждало что-то темное внутри. Заставить Робина наблюдать, как он будет иметь любовь всей его жизни перед смертью? Дать ему понять, что он к ней не прикоснется пред смертью? Или показать, что леди Мариан прекрасно получала удовольствие в постели со своим законным мужем? О да, Мариан могла этого не признавать, но Гай уже изучил ее тело и знал, как заставить жену стонать от наслаждения. Чем не месть им обоим?
- Вас чем-то не устраивает законной муж? – Голос Гисборна звучит зловеще, а на губах блуждает хищная улыбка. Мариан-Мариан, ты же знала, что твой муж опасный зверь. А сейчас еще и раненый в своих лучших чувствах.
Он легко перехватил за талию ринувшуюся к выходу женщину и прижал ее к стене. Практически впечатал ее своим телом. И то, как она все еще борется, пытаясь высвободить, подняло градус возбуждения и агрессии в крови. О, теперь уже Гай точно не собирался останавливаться. Словно волк, учуявший запах крови жертвы, он несся по ее следам. А Мариан все больше паниковала, но даже в сумраке камеры Гай заметил, как в ее глазах, то и дело, вспыхивают какие-то осколки желания. Крик Локсли, призванный его остановится, прошел мимо ушей. Гай цепко сжал подбородок Мариан и поцеловал ее, до крови прикусывая нижнюю губу. Ответом ему стал стон боли.
- Пусти, сволочь!
- О, какие громкие слова, Мариан. Что-то не помню, чтобы ты просила тебя отпускать по ночам. Или думаешь, этот мальчишка, не способный отвечать за свои поступки, мог дать тебе все? Если так, то ты дура!
В эту минуту Гаю очень хотелось сомкнуть пальцы на шее Мариан. Так просто, сжать и сдержать, пока та не забьется в конвульсиях. Потому, что поднялась вся накопленная обида. Он был с ней максимально честен. По крайней мере, настолько, насколько позволяла ситуация. А в ответ получил лишь ложь и боль.
Но Гисборн справился с первым порывом и снова поцеловал Мариан. Отзыв ее тела был мгновенным, оно стало податливым под ним, и даже сквозь всю одежду мужчина ощущал то, как растет уже и ее желание. И все равно, она продолжала сопротивляться.
Ты, идиот, Гай. Тебя именно это заводит. Ее способность сопротивляться тебе, в то время, как все эти бледные аристократки просто не интересны. Гай завел руки Мариан над головой, легко обхватил оба запястье ладонью. А второй рукой расстегнул штаны. Самым трудным было собрать достаточно высоко шелковистую ткань платья леди Мариан, она все норовила выскочить из рук. Но, наконец, и с этой задачей он справился, закинул ногу женщины себе на бедро и вошел одним движением в нее. Мариан всхлипнула, закусывая губу, снова попыталась дернуться. Да, Гай хотел, чтобы в эту минуту ей было больно. Так, как больно ему осознавать, что его променяли на разбойника, что ему не доверяли, не хотели, а теперь еще вынудят смотреть на казнь собственной жены. В новый толчок Гай вложил всю свою злость, ощущая даже некоторое удовлетворение от выступивших на глазах Мариан слез. Заодно согревала мысль о том, что щенок видит это.
Но этого было мало. Слезы – это для него. А вот сладострастные стоны для Робина. Движения Гая стали мягче, не такими резкими, более чувственными. Он нашел губы Мариан, стирая пальцами с ее щеки слезы. Новый поцелуй был другим. Таким, какими он целовал ее ночами в супружеской постели. От такого поцелуя в солнечном сплетении растапливался лед, тепло растекалось по всему телу и собиралось внизу живота, прося выхода. Мариан замотала головой, остатками разума стремясь все-таки взять верх над желаниями… да нет, над властью мужа над ее телом. Потому, что эта власть была всегда. И именно это заставляло ее предавать Робина, когда ночами слуги слышали из раскрытого окна господской спальни протяжные стоны, до хрипоты, до дрожи, до блаженства.
- Ты же помнишь, как это. Знаешь. Не молчи. Мариан, не молчи. Мы оба знаем, как тебе это нравится, - горячий шепот Гая был более чем убедителен. А его губы, прижавшиеся к бешено бьющемуся пульсу на шее, обжигали кожу.
И Мариан сдалась. В тот самый момент, когда Гай отпустил ее руки, она подалась навстречу его новому движению, закинула вторую ногу ему на бедро и обняла за шею, отвечая на поцелуй. Теперь уже не осталось ничего – ни стыда перед Робином, ни того, что утром ее казнят, ни того, что муж почти взял ее силой. Был только он, двигающийся в ней, и она, практически умолявшая стонами насаживать ее все глубже. Гай хрипло застонал, когда тонкие пальцы жены зарылись в его волосы. Он крепче сжал ее бедра, помогая ей двигаться.
А внутри росло отчаяние. Потому, что сейчас, чувствуя себя в раю, когда мышцы Мариан обхватывали его член с каждым погружением все сильнее, когда дрожь ее тела передавалась ему, а Мариан уже не заглушала голоса, он все отчетливее понимал – это больше не повторится. Потому, что сейчас он уйдет. И увидит ее только утром, на восходе, когда ее поведут на казнь вместе с этим изменником.
И от этого становилось больно. И снова хотелось причинить ей боль. Пусть уже не физическую, но хотя бы заставить ее понять, что она натворила. Только вот, сейчас…
…момент слабости минул вместе с оргазмом, яркой вспышкой охватившим все тело. Сначала Мариан, а потом и сам Гай. По телу прошлась волна слабости, сосредотачиваясь в ногах и руках. Тело леди Мариан обмякло, она судорожно впивалась в ворот куртки мужа. Гаю понадобилось несколько минут, чтобы придти в себя. Последний вдох запаха ее волос, последнее касание ее губ, последний взгляд в глаза, потемневшие от послевкусия секса. Он сжал запястья Мариан, преднамеренно сильно, разомкнул замок, чтобы высвободиться от ее объятий. Черты ее лица исказились непониманием, а затем болью. Но Гая это не остановило. Он дал удивленной жене съехать по стеночке. Демонстративно запоясал штаны и поинтересовался у Гуда, впервые поворачиваясь к тому лицом:
- И как, понравилось представление? – Да, Локсли было больно, к гадалке не ходи. Гай почти смаковал момент. Но этому мешали приглушенные всхлипы супруги у его ног. – А у нас так было каждую ночь, правда, Мариан?
Он опустил глаза вниз, на склоненную голову жены. Ждал, что будет умолять о прощении? Может и ждал. Хотя очень сомневался. И если прощение он смог бы в себе отыскать, хотя далеко не сразу, то вот помилования он подарить ей не мог. Гай не мог все время думать за нее. В конце концов, леди Мариан кичилась мозгами, так почему же не воспользовалась ими.
Последняя сцена. Гай легко наклонился и поймал руку Мариан, на которой было надетое им кольцо. Он приложился губами к дрожащим пальцам жены:
- Мое почтение, миледи.
И вышел.
***
Рассвет над Ноттингемом был прекрасен. То ли, чтобы приговоренные пожалели о том, что так бездарно разыграли свою жизнь, то ли чтобы скрасить им последние минуты. Гай стоял за креслом Вейзи, небрежно облокотившись на спинку. Весь затянутый в черное, собранный, без единой эмоции на лице. Словно все вымерло. Хотя внутри все пылало от боли, которую и словами не объяснить. И дело не в том, что он не мог помочь женщине, которую вели к помосту, а в том, что женщина слишком поздно поняла, кто на самом деле мог ее защитить. Если вообще поняла. Мариан выглядела жалкой, без преувеличения. Светлое платье за ночь в камере стало грязным, но не равномерно, а пятнами. Спутанные волосы, еще не успевшие отрасти после показательного пострига, устроенного Вейзи, живописно, но совершенно не впечатляюще, лежали на плечах. Серая кожа, потухший взгляд. Сердце Гая предательски задрожало, когда он встретился взглядом с женой. Вейзи покосился на помощника. Гисборн понимал, что если он сейчас проявит хоть каплю, самую крохотную, слабости, шериф просто затопчет его. Не все, кому волей высших дана власть, разумны и понимающи. У Вейзи с этим вообще недостаток. Пальцы в кожаной перчатке сжали рукоять меча. Но никто не видел ни судорожной хватки, ни побелевших костяшек.
По знаку шерифа глашатай зачитал список обвинений для Робина и Мариан. Народ у помоста зароптал, но слушать их никто не собирался. Последняя молитва, последнее отпущение грехов. Гай все не сводил глаз с Мариан. Ночная утеха, торжество самолюбия над Локсли, и все, что к этому прилагалось в бесплатном объеме – уже не давали о себе знать. Осталась лишь глухая тоска, безучастное повиновение обстоятельствам.
Мариан, что же ты наделала?
Все могло… все должно было быть иначе.
Внутренний голос взывал к разуму Гисборна. Но с разумом спорить бесполезно. Железная уверенность в том, что Мариан сама выбрала свой путь, не давала сдвинуться Гаю с места. И отвести глаза в сторону тоже.
Последние минуты жизни приговоренных. Мариан повернула голову, бросая последний взгляд на того, ради кого она оказалась тут. Рука дрогнула в тоскливой попытке поймать руку Робина в вечном пожатии. Наверное, она пыталась хоть таким образом заглушить страх, который с ночи ее преследовал. А может пыталась увериться, что ни в чем не ошиблась…
Робин руки не принял. Он первым преклонил колени перед плахой, так и не ответив на попытку Мариан попрощаться.
Месть Гисборна им обоим удалась. Робин явно оценил то, что видел, но что еще лучше – слышал. Звуки, стоны, всхлипы, а затем рыдания Мариан были намного красноречивее картинки перед глазами. Жаль, что Гай уже не чувствовал ничего. Внутри все умирало.
И, кажется, что-то надломилось, когда голова Мариан покатилась по деревянному помосту, а ее взгляд безжизненно уперся в мужа…
URL комментария
@настроение: заказчик доволен, его распирает от гордости, лооол
@темы: фанфик